Никитенко, Александр Васильевич — известный мемуарист, критик. Родился в 1804 или 1805 г.; отец его, крепостной крестьянин, старший писать в одной из контор графа Шереметева, стоял, по образованию, выше своей среды и подвергался всякого рода гонениям; условия, при которых прошло детство Никитенко, были тяжелые. Первое образование Никитенко получил в воронежском уездном училище; доступ в гимназии ему, как крепостному, был закрыт. В 1822 г. в Острогожске, где Никитенко перебивался частными уроками, открылось отделение «Библейского Общества», секретарем которого был избран Никитенко. Он выдвинулся речью на торжественном собрании 1824 г., о которой было доложено президенту общества, князю А. Н. Голицыну . Вскоре, с помощью Жуковского и др., Никитенко получил вольную. В 1825 г. он поступил в Петербургский университет; едва не погиб, уличенный в «знакомстве» с декабристами, кончил курс по историко-философскому факультету. В 1826 г. появилась его первая статья: «О преодолении несчастий» (смирением и послушанием начальству) в «Сыне Отечества». Попечитель учебного округа, К. М. Бороздин, взял его в секретари. По поручению Бороздина, Никитенко написал примечания к новому цензурному уставу 1828 г. После неудачных попыток занять кафедру естественного права и политической экономии Никитенко стал адъюнктом, затем профессором по кафедре русской словесности. В 1833 г. Никитенко был назначен цензором; провел 8 дней на гауптвахте за то, что пропустил стихотворение Виктора Гюго («Enfant, si j’etais roi»), в переводе Деларю . Читал лекции по русской словесности в римско-католической духовной академии; редактировал (1839 — 41) «Сын Отечества». Получил степень доктора философии за диссертацию: «О творческой силе в поэзии или поэтическом гении». В 1853 г. назначен членом Академии Наук. Писал проекты цензурных уставов, инструкции или примечания к ним, в «мартинистском», по выражению Булгарина, т. е. сравнительно либеральном духе. В 1842 г. Никитенко был подвергнут аресту на одну ночь при гауптвахте за пропуск в «Сыне Отечества» повести Ефибовского: «Гувернантка», насмешливо отозвавшегося о фельдъегерях. С восторгом приветствовал Никитенко эпоху русских реформ, характеризуя себя «умеренным прогрессистом». В 1859 г. он вступил членом в негласный комитет над цензурой и хлопотал о превращении его в «главное управление цензуры» при министерстве народного просвещения. Неожиданным ударом для Никитенко было перечисление главного управления цензуры в министерство внутренних дел. Короткое время в 1847 — 48 годы Никитенко, более номинально, чем фактически был редактором «Современника». В конце 50-х годов Никитенко редактировал «Журнал Министерства Народного Просвещения»: был членом, потом (1857) председателем театрального комитета. Умер 21 июля 1877 г. Как критик, профессор и историк литературы, Никитенко большого значения не имел. Более известны его «Речь о критике» (Санкт-Петербург, 1842) и «Опыт истории русской литературы. Введение» (Санкт-Петербург, 1845), отличающиеся неясностью и расплывчатостью основных определений; по той же причине Никитенко не мог оказать заметного влияния на своих слушателей. Как цензор, он оказывал иногда незримые, но существенные услуги литературе (так, например, в 1861 г. он «отстоял» отдельное издание стихотворений Некрасова). Его замечательный дневник, веденный им с 14 лет, издан после его смерти под заглавием: «Моя повесть о самом себе и чему свидетель в жизни был» (Санкт-Петербург, 1893; 2-е дополн. изд., под ред. М. К. Лемке (Санкт-Петербург, 1904—1905). Дневник Никитенко имеет значение богатого культурно-исторического материала, в особенности для истории русской цензуры, и вместе с тем является и интересным «человеческим документом». С одной стороны, в дневнике, написанном (особенно в первой его части) часто с поразительной энергией и горечью, с меткими афоризмами во вкусе классических моралистов, Никитенко рисуется мыслителем, создающим себе правила жизни («мудрость — терпение», «цель жизни — не счастье, а долг»), патриотом, негодующим на «Бенкендорфскую литературную управу» и восклицающим неоднократно: «да сохранит Господь Россию»; философом, находящим мрачное утешение в мысли о смерти. С другой стороны, в том же дневнике Никитенко развивает философию приспособляемости и пассивности, выказывает терпение, не имеющее ничего общего с мудростью (Пушкин в 1835 г., в письме к П. А. Плетневу, бранит Никитенко «лягающимся осленком»), является не «умеренным прогрессистом», а «прогрессивной умеренностью», не стоиком, а просто упрямым малороссом, и прямо проповедует оппортунизм. В результате — глубокое внутреннее недовольство, которым проникнуты две последние части дневника, старческое брюзжание на всех и все. Биография Никитенко вполне объясняет все эти противоречия: крепостное право, из которого он с таким трудом освободился, наложило столь сильный отпечаток на его богатую натуру, что он не мог развиться вполне нормально. — См. Ч. Ветринский, «Два русских общественных типа» (Никитенко и И. С. Аксаков «Новое Слово», № 7 — 8, 1894); М. А. Протопопов, «Из истории нашей общественности» («Русская Мысль», № 6 — 7, 1893); К. Н. Медведский, «Повесть честного гражданина» («Наблюдатель», № 3 — 4, 1893).
Вс. Ч.
